Печатается по изданию «Новгородский архивный вестник» №3, В.Новгород, 2002 год.

---

Т.Е.Кузнецова.

«В Россию — за новой счастливой жизнью…»

Переселенческая кампания латышей в Новгородскую губернию

в последней трети XIX века

Зарождение общества нового времени вело к возникновению эпохи индивидуализма, для которой эмиграция была характерным процессом. люди, переезжая на новое место жительства, порывали связи со своей родной средой, теряли свой социальный статус и его гарантии, а также социальные контакты. Отныне, свободные индивиды принимали на себя ответственность за свое будущее.

Эмиграции в Курляндии началась сравнительно поздно, ее замедлило крепостничество, после отмены которого в 1817 году, процесс переселения активизировался. Латышские крестьяне предпринимали попытки переселения в юго-восточные губернии России: Самарскую, Саратовскую, на Азовское море — в Ейск, в Сибирь, в Польшу. Одновременно с попытками переселения в Польшу в 1860-е годы возникло движение по переселению в Новгородскую губернию. Неудивительно, что латышские крестьяне пытались искать «счастья» в России, ведь это была страна, в которую реально можно было уехать, используя имеющиеся у крестьян средства передвижения, юридические права и документы. Россия в рассказах латышских крестьян стала мифической страной счастья. Для того, чтобы понять мотивацию отъезда, необходимо хотя бы вкратце рассмотреть положение крестьянства в Курляндии в XIX веке.

Курляндское герцогство было присоединено к Российской империи 27 мая 1795 года, в результате чего была образована Курляндская губерния. После отмены крепостной зависимости в Курляндии в 1817 году, «остзейские помещики, отказываясь от личного владения крестьянами, удерживали за собой владение землей на полном праве собственности… Обоюдное соглашение должно было становиться впредь единственной основой отношений землевладельцев к вольным земледельцам». [1]

Перемена места жительства крестьян допускалась только с согласия помещика. Позднее были приняты новые законы о крестьянах, по которым они могли приобрести землю в собственность (1863 год), без права продажи, дарения, закладывая, также могли арендовать землю на более длительный срок, заключая договоры с помещиками. Барщина постепенно заменялась денежным оброком, была несколько расширена свобода передвижения. Обобщенных данных об уровне арендной платы в Курляндии нет, однако многочисленные факты по отдельным имениям показывают, что там шел процесс систематического роста арендной платы.

Данные ряда имений свидетельствуют, что в 1860-х годах во многих из них арендная плата выросла в 1,5 — 2 раза, в связи с тем, что помещики интенсифицировали сельское хозяйство: применяли в имениях минеральные удобрения, усовершенствованные орудия труда, приобретали высокопродуктивные породы скота, различную сельскохозяйственную технику. Все это требовало крупных капиталовложений. В условиях быстрого роста арендной платы помещикам было невыгодно связывать себя, поэтому они предпочитали не заключать письменный договор, а отдавать участки в аренду по устному соглашению. Крестьянин, таким образом, мог быть согнан с земли в любое время. Также в любое время могла быть повышена арендная плата.

Прибалтийские бароны в погоне за прибылью стремились расширить своих хозяйства за счет крестьянской земли. С 1850 по 1883 год в Курляндской губернии помещики отняли у крестьян 4152 усадьбы или 1/4 всех усадеб, находившихся в пользовании у крестьян. Однако всё это касалось только дворохозяев, т.е. крестьян, имевших на правах аренды землю и ведущих собственное хозяйство. Их было меньшинство, а большинство в Курземе составляли безземельные батраки, бобыли — их было 84%, а хозяев — 16%. Батраки были прикреплены к волостям и, чтобы уйти, должны были платить вознаграждение или помещику, или дворохозяину. Батраки оплачивались преимущественно выделением небольшого клочка земли, который они обрабатывали в свободное от работы на хозяйском поле время. Вот какую картину рисовала жалоба батраков имения Ульмале Айзпутского уезда: «Мы, батраки, получаем около 6.5 лофштелей земли, очень плохой… За это мы должны работать на мызе. Каждый батрак должен отработать 25 недель, а его жена летом 30 дней и 25 дней за деньги, получая ежедневно 10 копеек серебром… Три ночи в неделю надо молотить хлеб. Если же в Ульмале нет работы, мы должны идти в соседнее имение и работать там».[2]

Крестьяне-арендаторы в Курляндской губернии, особенно в частных имениях, имели участок в 10 пурвист озимого и 10 пурвист ярового поля, годовые расходы составляли около 400 рублей (1 пурвист или пурное место равнялось 0,4 га). Какой должен был быть урожай и какие должны быть цены, чтобы крестьянину с семьей оставалось хоть что-нибудь? В связи с жалобами крестьян Курляндии на чрезмерную арендную плату, губернатор Валуев в январе 1857 года выразил курляндскому дворянству пожелание, чтобы оно контролировало уровень арендной платы. Это предложение было решительно отвергнуто (для сравнения: в Новгородской губернии одно пурное место стоило около 5 рублей, а в Курляндии 20 — 40 рублей).[3] Таким образом, переселение в Россию было весьма заманчивым для курляндских крестьян.

Желавших переселиться в Новгородскую губернию в 1860-е годы можно разделить на две группы:

1. Целеустремленно выезжающие, материально и морально готовые начать новую жизнь.

2. Выезжающие случайно, не имеющие представления, где и как строить свою жизнь.

Первую группу составляли люди, реально оценившие свои возможности стать собственниками земли на родине и уверенные, что в России это сделать можно быстрее и с меньшими денежными затратами. Кроме того, крестьяне видели возможность порвать с той социальной системой, которая обеспечивала привилегии немецких баронов и обездоливала самих коренных жителей.

Во второй группе преобладали люди, считавшие себя несчастными и возлагавшие слишком большие надежды на царское правительство. Они заражали друг друга идеей отъезда и не могли уже критически осмыслить имевшуюся информацию, а также свои шансы устроиться на чужбине. Большую роль для многих сыграли многочисленные слухи о предоставлении переселенцам различных привилегий, например, о том, что крестьяне будут освобождены от податей на 25 лет, от рекрутства — навсегда, получат деньги на проезд и т.п. Частью эти слухи возникали в среде крестьян, а главным образом распространялись помещиками, всячески старавшимися скомпрометировать переселенческое движение и наказать непокорных крестьян, которые будут вынуждены вернуться и согласиться со старыми порядками.

Отъезду способствовал и новый закон, который предполагал сравнительно легкие условия выдачи паспортов. Это были «Правила о порядке увольнения во временные отлучки членов крестьянских, в Остзейских губерниях, обществ и порядок перечисления их в другие общества».[4] Правила регулировали увольнение из крестьян во временные отлучки, без выхода из состава своих обществ и окончательное увольнение и перечисление крестьян в другие общества. Согласно параграфу 1 Правил, утвержденных 9 июля 1863 года, «всякий член крестьянского общества, на котором не лежит в обществе личных обязанностей… и который пожелает, оставаясь в составе общества, отлучиться из него на расстояние более 30 верст, имеет право требовать (в Курляндии — от волостного суда — Т.К.) во всякое время выдачи паспорта на срок от 3 месяцев до 3 лет, для проживания во всех городах и селениях империи».[4]

Для получения паспорта необходимо было выполнить ряд условий, например, заплатить вперед все личные подати, внести в мирскую кассу особый паспортный сбор, обеспечить средства к существованию недееспособным родственникам, оставляемым в обществе. При отлучках в города и селения на более чем 30-верстное расстояние от границ Остзейских губерний, крестьянин обязан был обменять свой волостной паспорт на плакатный, выдаваемый из уездных казначейств. Для окончательного увольнения крестьян из одного общества и перечисления в другое, необходимо было рассчитаться с помещиком, обществом, кредиторами, обеспечить недееспособных родственников, представить прежнему волостному начальству свидетельство или приговор на принятие в новое общество. Если же крестьянин и не выполнил каких-либо требований из вышеуказанных, его все же нельзя было задерживать в прежнем обществе более 2-х лет.

«Каждый член крестьянского общества, имеющий волостной или плакатный паспорт, имеющий приговор (какого-либо) общества о приеме его, возвративший волостному начальству свой паспорт, немедленно получает увольнительное свидетельство. При переходе из одной губернии в другую увольнительное и приемное свидетельство пересылаются в Казенную палату той губернии, куда осуществляется переход».[5] В законе подчеркивалось, что действовавшее до этого времени ограничение на увольнение из одного общества и переход в другое (Положение от 15 июля 1856 года в Курляндии) отменяются.

Прибалтийские бароны стремились возложить ответственность за переселенческое движение и возникшие в связи с этим крестьянские беспорядки на одного из лидеров общественно-политического движения латышской интеллигенции, так называемых младолатышей. Речь идет о политическом и общественном деятеле Кришьянисе Валдемаре, уроженце Курляндии, служившем чиновником в министерствах финансов и просвещения в Санкт-Петербурге. В центре программы аграрных преобразований младолатыши поставили вопрос о земле, выступали за «…немедленное создание свободной крестьянской земельной собственности».[6] Участие младолатышей в таких пассивных формах борьбы латышских крестьян, какими являлись написание для крестьян прошений, поддержка переселенческого движения и другие, вызывали недовольство в правительственных кругах. Содействовать решению балтийского аграрного вопроса Кришьянис Валдемар пытался весьма своеобразными методами. В 1863 году он купил свыше 500 десятин необработанной, но пригодной для обработки земли, расположенной в Новгородской губернии вблизи станции Любань Николаевской железной дороги. В конце того же года через газету «Peterburgas Avizes» он объявил о продаже этой земли небольшими участками по 15 рублей за десятину. Валдемар в своей публикации подчеркнул: для того, чтобы основать двор в 30-35 десятин, надо иметь наличными от 1 000 до 1 500 рублей. В течение лета 1864 года к нему являлись покупатели, в большинстве латыши, постепенно приобретавшие участки. Однако в декабре запросы на продающуюся землю столь возросли, что удовлетворить их за счет приобретенного Валдемаром участка было невозможно.

Весной 1865 года Валдемар купил в 80 верстах от станции Чудово Николаевской железной дороги два имения: Дерева и Ульяново, площадью более 5 600 десятин за 38 000 рублей. Эта сумма была покрыта частично за счет денег, полученных от крестьян, частично путем залога имения, а остаток долга Валдемар взял на себя. Купленные земли он намеревался продать крестьянам небольшими участками. Он понимал, что массовое переселение латышей при отсутствии помощи со стороны правительства невозможно, так как переселенцы должны иметь значительные средства на покупку земли, а также на устройство хозяйства и питание в течение, по крайней мере, одного года. В письме к пастору Тиллингу Валдемар писал: «Кроме того, массовое переселение мне неприятно еще и потому, что я хотел бы видеть латышскую нацию сохраненною».[7] Но, отвергая массовое переселение как путь решения аграрного вопроса в Латвии, Валдемар, по видимому, считал, что переселение части латышей нанесет удар по местным помещикам, покажет им, что в условиях чрезвычайно высоких арендных и продажных цен они рискуют остаться без арендаторов и без покупателей.

Переселенческое движение всегда доставляло немало тревог местным помещикам, так как оно заставляло правительство обращать внимание на аграрные порядки в Прибалтике. Местные власти расценили участие Валдемара в переселении крестьян как стремление побудить правительство к проведению аграрных реформ в прибалтийских губерниях и с этой целью «произвести для столицы живую демонстрацию угнетения сельских жителей Прибалтийского края высшим сословием».[7]

Таким образом, Валдемар придал некоторое направление переселенческому движению. Латышские крестьяне, которые хотели приобрести землю в Новгородской губернии, из-за незнания русского языка сами этого сделать не могли. Собственники земли отказывались заключать с ними контракты и поэтому крестьяне обращались за помощью к Валдемару, апеллируя к его национальным чувствам. Кроме того, он являлся выходцем из крестьянской семьи и ему были близки и понятны их чаяния. Когда стало известно, что в дорогу собирается множество людей, Валдемар подготовил для публикации в «Peterburgas Avizes»сообщение, опровергающее слухи о льготах и бесплатном наделении землей, но публикация была запрещена цензором по указанию прибалтийского генерал-губернатора Шувалова. Несколько лет спустя Валдемар писал: «В мае 1865 года по немногочисленным водным и по всем сухопутным путям текли реки из тысяч очень бедных людей, двигающихся в Петербург и Новгород. Вокруг имения «Дерева» они заняли все жилые и нежилые постройки. Сотни семей были вынуждены жить в лесу, хотя в то лето стояла необычайно холодная погода. Я ничем не мог помочь этим несчастным людям, которые шли в Россию за «новым счастьем».[8] За исключением примерно 300 человек, которые остались в имении Дерева, крестьяне рассеялись в Новгородской, Петербургской, Псковской губерниях в поисках работы и аренды, но большая часть вернулась совершенно разоренной в Курляндскую губернию частью добровольно, частью была возвращена силой. Однако переселение продолжалось в 1867-1869 годах. Жандармские офицеры доносили в Третье отделение Министерства внутренних дел, что «переселенцы находятся в крайне бедственном положении, не имеют не только средств к возвращению на родину, но даже к ежедневному пропитанию и притом крайне изнурены», что ни угрозы, ни увещевания на них не действуют; они говорят: «мы лучше умрем от пуль солдат, чем дома от голода».[9]

Таблица: Переселение курляндских крестьян в Новгородскую губернию в 1864-1865 годах

Уезды Курляндии	Численностьготовых кпереселению	Вернулисьили вообщене уехали	%	Переселилисьи остались вНовгородскойгубернии	%
Виндавский	1726	1222	70,79	504	29,20
Талсинский	621	143	23,02	478	76,97
Илукстский	248	?	?	248	100,00
Газенпотский	208	52	25,00	156	75,00
Голдингенский	144	1	0,69	143	99,30
Гробинский	28	15	53,57	13	46,42
ВСЕГО	2975	1433	48,16	1542	51,84

Как видно из таблицы, в середине 1860-х годов из Курляндии переселились 1542 крестьянина, т.е. 51,84% всех переселенцев. Остальные желающие переселиться были в основном батраками, которые не имели денег для покупки земли и устройства хозяйства, они вернулись обратно.[10]

Каково было отношение местных властей к латышским колонистам? Новгородская губернская земская управа докладывала губернскому земскому собранию 2 декабря 1865 года «насколько было бы полезно воспользоваться стремлением латышей остзейского края к переселению и привлечь их в Новгородскую губернию».[11] Земское собрание на заседании постановило просить губернскую управу:

1) продолжать свои сношения с уездными управами по доставлению обстроятельных сведений об усадьбах, которые продаются или сдаются в аренду;

2) после получения заявлений из уездов вносить их в справочную книгу и публиковать в латышских газетах;

3) войти в непосредственное сношение с латышами.[11]

Губернская земская управа докладывала о том, что она «вошла в сношение с представителем латышей, издателем латышской газеты г.Вольдемаром, который уже поселил до 200 семейств в Крестецком уезде… Также были получены некоторые сведения о продающихся или сдающихся в аренду усадьбах из Тихвинского и Валдайского уездов».[12] Большинство уездных собраний не стало рассматривать этот вопрос, некоторые заявили о несвоевременности и даже бесполезности переселения латышей. Однако Губернское земское собрание отмечало, для для губернии это переселение имеет большое положительное значение потому, что переселенцы были весьма трудолюбивыми людьми, селились они на необработанных землях, а в то время таких земель, да и пустых усадеб было много и в них из-за недостатка и дороговизны рабочих рук некому было работать. Губернское земское собрание в постановлении от 19 декабря 1866 года одобрило действия Губернской земской управы по выдаче ею «пособия латышам, поселившимся в Новгородской губернии, из капитала народного продовольствия 634 р. и 400 р. из губернского запасного капитала… При этом управа присовокупила, что сложение с латышей долга в размере ссуды, полученной ими из запасного капитала, было бы вполне справедливым благодеянием».[13] Собрание постановило сложить с латышей уплату долга в размере 400 рублей.

В 1867 году новгородский губернатор Э.В.Лерхе, говоря о сложностях в переселенческом движении, указывал ряд причин, порождавших эти сложности: «…во-первых, латыши обманом поселены на необработанные земли, для приобретения которых употребили почти все наличные деньги; во-вторых они, не будучи до сих пор причислены к обывателям губернии, несут весьма тяжелые повинности и уплачивают из последних средств недоимки, начисляемые на них обществами, из которых они вышли, но еще не отчислены».[14] Кроме того, в 1866 году сибирская язва уничтожила много скота, закупленного латышами, многие семейства перенесли горячку и не могли работать. Однако, несмотря на падеж скота, к весне 1867 года у латышей насчитывалось более лошадей, коров и обработанной земли, чем весной 1866 года. Так у латышей Крестецкого уезда в 1866 году: 36 лошадей, 28 коров, посева ржи 112 мер, а в 1867 году: 44 лошади, 52 коровы, посеянной ржи 215 мер.[15]

Весной 1867 года латыши Новгородского уезда обратились за помощью к Новгородской уездной управе, а крестецкие — непосредственно в Губернскую управу. Чиновник особых поручений губернатора Кутузов посетил латышские поселения, латыши выразили ему желание непременно остаться в Новгородской губернии. Священник Деревского погоста Г.Домкинский подчеркивал необыкновенное трудолюбие колонистов. Губернская управа решила еще раз выдать латышам краткосрочную ссуду из запасного губернского капитала в сумме 2280 рублей с обязательством возвратить деньги из урожая 1867 года в начале зимы. Независимо от этого, в конце 1886 года Губернская управа выдала двум семействам латышей еще 45 рублей в связи с их крайней бедностью: Зедоку — 10 рублей, Пукевичу — 35 рублей. Губернское земское собрание постановило этот долг в 45 рублей с латышей сложить и поручило Губернской управе и впредь поддерживать новых поселенцев.

В распоряжении Министерства финансов Новгородской казенной палате от 29 ноября 1872 года «…дабы представить облегчения всем латышским переселенцам» указывалось, что в соответствии с положением от 27 ноября 1870 года необходимо «…предоставить курляндским крестьянам, переселившимся на владельческие земли Новгородской губернии, льготы в платеже податей и повинностей, именно от платежей подушной подати и государственного земского сбора (освободить) на 4 года, со времени их причисления, с тем, чтобы в следующие за тем 3 года они вносили эти сборы в половинном размере, накопившуюся на перечисленных и не вошедших в оклад по губернии… недоимку по податям и государственному земскому сбору рассрочить на 5 лет… Дальнейшее перечисление латышей в губернию… допускать не иначе, как с соблюдением правил, установленных для перечисления податных сословий из одной губернии в другую».[16]

Министр финансов считал, что необходимо переселять латышей по их желанию в те сельских общества, которые согласятся их принять. Сельские общества выносили так называемые «Приговоры» о своем согласии на принятие переселенцев. Например, в «Приговоре» Коломовского сельского общества Чудовской волости от 30 августа 1875 года говорится следующее: «Мы, нижеподписавшиеся крестьяне… Коломовского общества, состоящего из 75 человек… были в этот день на сельском сходе… и слушали просьбу крестьянина Митавского уезда имения Грингов Анса Якоба Стопа о причислении его в наше общество… по рассуждении между собой постановили этот приговор в том, что на принятие его мы согласны и подписываемся…».[17] Приговор был заверен волостным старшиной и внесен в книгу записи сельских приговоров под №87. Подобные приговоры выносились и в другом сельском обществе Чудовской волости, 2-ом Карповском обществе, в которое, например, 15 июня 1875 года были приняты Фриц Розенталь с семейством: женой Анлизе, сыновьями Янне, Давидом, Матисом и Эрнстом, дочерями Лавизе, Анлизе.[18]

В феврале 1873 года Новгородское губернское правление представило в Новгородскую казенную палату ведомость о находящихся в Новгородском уезде латышах-переселенцах, составленную в январе 1872 год, в которой содержались сведения: откуда переселились латыши, когда прибыли в губернию, какими располагали документами, к какому сельскому обществу были причислены, на чьих землях проживали. По данным этой ведомости в Чудовской волости Новгородского уезда проживало 68 крестьян латышей со своими семьями; в Марьинской волости числилось 32 крестьянина с семьями; в Пельгорской волости 39 курляндских переселенцев тоже с женами и детьми.[19] В рапорте Подберезского волостного старшины А.Васильева в Новгородскую казенную палату от 14 июля 1876 года упоминается приемный приговор собственников деревни Старая Быстрица от 27 мая о согласии их на приписку в общество латыша Анса Миккеля Нетлофа из частного имения Шлокенбек с семьей, без наделения его землей. В Крестецком уезде к январю 1872 года проживало 68 курляндских крестьян с семьями; в Валдайском уезде 13 крестьян с семьями.[20]

Имеются данные о причислении курляндского крестьянина в число мещан посада Малая Вишера: «24 октября 1876 года г.Мало-Вишерское мещанское общество… состоящее под предводительством мещанского старосты и нижеподписавшихся… имели разсуждения о ходатайстве крестьянина Курляндской губернии Газенподского уезда, частной мызы Грос-Алтдорф Готгарда Виллума Набагса, 50-ти лет о принятии его с женой Левне, сыновьями Юрре — 27 лет, Яном — 18 лет, дочерью Дарте — 16 лет в число мещан Мало-Вишерского посада. Приговорили: крестьянина Набагса… в наше мещанское общество принять желаем…»[21]

В 1866 году в губернии, по данным некоторых исследователей, было 12 латышских колоний, позднее — более 50-ти; к 1916 году их число достигло 71.[22] Больше всего колоний было организовано в Новгородском, Крестецком, Старорусском уездах, кроме того существовали колонии в Демянском, Валдайском и Боровичском уездах Новгородской губернии.

В Новгородском уезде были образованы: Ермолинская (основанная в 1877 году), Дубровская (1874), Николаева (1877), Вторые Нащи (1867), Середогощская колония (1883), Вашково (1867), Курляндская Тигода (1871) — одно из наиболее зажиточных хозяйств в среде латышских колонистов, Кунино (1882), Никитино (1892), Лажино (1881), Смердино (1865), Рябово (1864), Филипповка (1892), Максимовка (1892), Соколы (1892), Щелково (1883), Теремец Курляндская (1878), Коломовка (1866) и другие.[23]

В Крестецком уезде существовали такие латышские колонии, как Красный Городок (1885), Каменка (1880), ранее упомянутая колония Дерева (1864), Любень (или Любенская, 1869) и другие. В документах архивного фонда Новгородского губисполкома имеются сведения о числе латышских колоний в Старорусском и Демянском уездах. В Старорусском уезде в конце XIX века существовали: Лошнинское товарищество (1893), Жарухское товарищество (1891), Клабучина (1897), Сельцо (1867), Бойкова (1898), Покровское Кушкино (дата основания неизвестна), Вязинское товарищество (1898), Залесье (1896). В Демянском уезде: Рудниково, Ольхи, Ясень, Блинково, Становщина, Новое, Заречье, основанные в 1890 году.[24]

Колонисты держали скот: коров, свиней, овец, лошадей; разводили сады, занимались продажей сельскохозяйственных продуктов и ремесленных изделий, разводили пчел. Поля засевали пшеницей, рожью, овсом, также сеяли горох, занимались травосеянием — клевер, тимофеевка; выращивали картофель.

К.Валдемар, рассуждая над положением латышских переселенцев, писал: «…необходимо решительно отрицать факты, будто переселенцы  бедствуют; напротив их положение существенно изменилось к лучшему, особенно по истечении 4-5 лет со времени переселения… все они выиграли, сделавшись самостоятельными арендаторами нанятых ими у помещиков земель, тогда как громадное их большинство в Курляндии принадлежало к безземельным батракам… Еще в более лучших условиях находятся крестьяне-собственники, купившие участки за наличные деньги…»[25] Однако у многих крестьян, желавших приобрести землю в Новгородской губернии, не было ни средств, ни знаний, ни умений, достаточных для создания и ведения хозяйства. Поэтому для части переселенцев это стало трагедией. Многие, совершенно разорившись, были вынуждены вернуться домой.

Переселенческая кампания курляндских крестьян в Новгородскую губернию в 1860-1870 годах разорила некоторых из них, другим же помогла стать экономически самостоятельными, но для всего крестьянского населения, совсем недавно сбросившего тяжесть крепостничества, она послужила толчком к формированию новых представлений о мире и своем месте в нём.

---

 

[1] Рихтер А. История крестьянского сословия в присоединенных к России Прибалтийских губерниях. Рига, 1860, с.68

[2] Козин М.И. Латышская деревня в 50-70 годы XIX века. Рига, 1976, с.54

[3] Strods H. Latviesli zemnieku parcelsanas sakumi uz Krieviju 19.gs. 40.-60. gados // Latvijas Vesture. 1996. Nr.4. 11 lpp.

[4] Полный свод законов Российской империи. Собрание второе. Отделение первое. Т.38. Ст.39849. СПб., 1866, с.830

[5] Там же, с.834

[6] Козин М.И. Латышская деревня… с.180

[7] Там же, с.120

[8] Zeice V.Pimia latviesu emigracijas kampana // Latvijas Arhivi. 1999. №3. 78 lpp.

[9] Козин М.И. Латышская деревня… с.123

[10] Strods H. Latviesu zemnieku… 12 lpp.

[11] ГАНО, ф.98, оп.3, д.4, л.270об

[12] Там же, д.19, л.152об

[13] Там же, д.25, л.337

[14] Там же, д.35, л.124об, 125

[15] Там же, д.44, л.124об

[16] Там же, ф.418, оп.1, д.64, л.1об, 2об, 3

[17] Там же, д.98, л.2

[18] Там же, д.96, л.3

[19] Там же, д.64, л.17-29а

[20] Там же, л.30-35, 36-38

[21] Там же, д.106, л.2

[22] Krasnais V. Latviesu kolonijas. Riga. Latviju Nacionalas Jaunatnes Savienibas izdevums. 1938. 150 lpp

[23] Turpat. 152-162 lpp

[24] ГАНО, ф.Р-822, оп.1 д.1002, л.152

[25] Латвийский Государственный исторический архив, ф.762, оп.1, д.2, л.61, 63-64